Его команда не участвовала в Олимпиаде-2016, но прошлый год у Владимира ШАНТАРОВИЧА сошел за три и выпотрошил душу. Полицейский шмон во французском Ажене, скандал на весь гребной мир, дисквалификация мужской сборной Беларуси по надуманному обвинению, долгие поиски правды в международных судебных инстанциях...

Рефрен вслед январской реабилитации в Лозанне: правда-то восторжествовала, а кто вернет нервы, здоровье, деньги, надежды, медали?.. Вопрос по сей день висит в воздухе и не имеет ответа. А белорусские гребцы уже глядят в будущее — и под началом своего легендарного тренера машут веслами на тренировочном сборе в Турции. Готовятся к новым стартам — нужно доказать, что, несмотря ни на что, наши байдарки и каноэ самые быстрые в мире.

Мы застали Шантаровича в Минске за пару дней до отъезда на юга. Не все знают: истовый мозырянин, Владимир Владимирович теперь имеет и минскую прописку. Уютный дом в одном из переулков частного сектора, примыкающего к Курасовщине. Пасторальные изгороди, кованая калитка, кнопка звонка.

Хозяин встречает в легкой маечке, быстро уводит гостей в тепло: “Где присядем? Можно на кухне, можно ко мне в кабинет”... Мы выбираем кухню, и неспроста. У тренера Шантаровича большая жизнь, море медалей, его воспитанники не сходят с олимпийских пьедесталов — в мире гребли это титан давно устоявшегося масштаба. Поговорить с ним в неформальной обстановке, за чашкой чая, под бесконечные шутки супруги Марины и мерный шепот телевизора — что может быть лучше в морозный февральский вечер?

— Как вышло, что вы зажили на два города?

— Еще после пекинской Олимпиады нам предложили участок в Минске. Свои ребята, гребцы, мастера спорта. Мы приехали с женой, посмотрели — хорошо. Рядом Дима Довгаленок живет, олимпийский чемпион, тоже советовал. Решили обосноваться. Тяжело все-таки постоянно мотаться из Мозыря в Минск и обратно. Хотя мы с Мариной быстро доезжаем. Включаю секундомер — два часа сорок-пятьдесят минут, и на месте. Дорога шикарнейшая, особенно Минск — Бобруйск, разрешенная скорость 130 километров в час. С ветерком... Но все же решили строиться. Непростое дело. С нуля же все, даже котлована не было. Лет семь работа шла, интенсивность определяли финансы. Есть копейка — платим, люди строят. Кстати, планировка в Мозыре и здесь — одинаковая. Ха, чтобы с утра встать — и знать, куда идти. Больше года здесь живем. И в Мозыре квартира осталась — там теща, внуки Ваня и Вова...

— Из старшего внука вы хотели вырастить гребца.

— Ваньке 13 лет. Крепкий парень, самый высокий в классе. Брал его когда-то на сборы вместе с сыном Андреем. Но гребцом не будет, пошел по учебной части. Отличник, идет на медаль. Я не жалею. Большой спорт — это нелегко. Знаю, хватанул этого счастья.

— Сын ваш в Казахстане?

— Да, главный тренер сборной. В 2011-м казахи мне предлагали: Шантарович, давай сотрудничать, будь у нас консультантом. Андрей как раз у меня в команде был, стажировался, учился в магистратуре, писал диссертацию. Загорелся: батя, давай попробуем! На чемпионате мира в венгерском Сегеде вернулись к разговору, серьезно пообщались. И сын уехал. С программой, которую написали вместе.

— Получается у него?

— В олимпийский Лондон от Казахстана отобрались два экипажа — одиночка и двойка. А в Рио было уже 11 лицензий. И места неплохие — шестое, седьмое, девятое. Система сложилась.

— Соперников себе растите.

— У меня ни от кого секретов нет. И распальцовки нет. Андрей и сейчас за советом обращается, помогаю. Не воспринимаю его как соперника. Радуюсь его успехам. А конкуренция — двигатель прогресса.

— Как вышло, что в Мозыре сложилась такая крутая гребная школа?

— Главное — захотеть. Я в 1973 году в Мозырь приехал. Еще при Союзе там заложили фундамент. Представьте: 100-тысячный город, река Припять, и гребные базы — “Красное знамя”, “Трудовые резервы”. 40 тренеров! И что важно — комплектовались своими ребятами. Я такую школу в СССР прошел... В 30 лет заслуженного тренера получил. А когда Союз распадался, люди как поступали? Растаскивали все: кто лодку, кто весло. Я тоже тянул — чемоданы бумаг, методик, наработок. У меня и сегодня все сохранилось, все полки этим забиты.

— За что вам так рано дали заслуженного?

— Как я рос? Прошел через молодежные команды, центральные советы “Спартака”, профсоюзов, группу резерва. Потом Спартакиада народов, сборная СССР, чемпионат Европы. Уже тогда были успехи. Казалось, покорю весь мир. Но в какой-то миг пришло осознание: не покорю — внутренняя конкуренция такая! Понял, что нужно совершенствоваться, знания приобретать. Впитал еще союзную стратегию подготовки. Композицию мировой гребли мы с Юрой Дольником начинали писать. Завершал Володя Иссурин. Его теории — основа основ. Он и сейчас успешно трудится в Израиле. А вот импровизация в рамках теории у каждого своя. Всю методику выдаю за мировой шедевр, но пишу сам. По запасу дистанционной скорости, по выносливости, формированию модели, развитию любого качества. Знаю одно — скорости будут расти.

— Сборную Беларуси вы приняли 15 лет назад?

— В 2001-м, после сиднейской Олимпиады, вместе с Николаем Банько. В Сиднее выступили слабо: женская четверка — шестая, еще две лодки — без финалов. На аттестации замминистра Григоров спросил: можете поднять греблю? Пробуйте! И пошло. Страха у меня не было.

Знаете, в Мозыре есть важнейший компонент — студенческий спорт. По окончании училища олимпийского резерва куда идти спортсмену? До взрослого уровня он еще не дорос. Куда ему деваться? У нас он идет в вуз — Мозырский педагогический университет. Сейчас в МГПУ 70-80 студентов-гребцов. Учатся и тренируются. Этим и заполняем два года — период, когда многие теряются. А здесь все под рукой. Университет на горе, до тренировочной базы десять минут езды. Преподаватели хорошие, закладывают теорию. Я и сам преподаю, доцент кафедры спортивных дисциплин, имею 60 научных работ.

— Мозырь — фактически чернобыльская зона. По здоровью студентов это чувствуется?

— Спортсменов врачи с детства наблюдают. Никаких отклонений нет, ни по щитовидке, ни по другим органам. В шутку отвечая на ваш вопрос: Чернобыль если и влияет, то положительно — помогает добиваться высоких результатов. А если серьезно, у нас в основном ребята как раз из этого региона. Женскую байдарку берем — Лельчицы, Ельск, Хойники. Петрушенко — из Калинковичей, это рядом с Мозырем. Махнев — приезжий, прибился к нам, стал олимпийским чемпионом. Абалмасов — борисовский, но взял в жены мозырскую девочку. Богдановичи из Елизово, Осиповичский район.

Мне иногда говорят: ты, Шантарович, видишь талант как сквозь рентген. Это тоже еще с советских времен: было с кем общаться, у кого учиться. Вижу юношу или девчонку, анализирую способности, прикидываю сроки доводки к эталону. Если это талант — от молодежного уровня к элитному он приходит за три года. Если таланта нет — тогда минимум пять лет за ним нужно ходить с салфеточкой, пока не повзрослеет, не выйдет на стабильный результат.

— Кто из ваших воспитанников самый талантливый, кому бог дал?

— Рома Петрушенко, Вадик Махнев, Олег Юреня, Паша Медведев... Это эталон работоспособности. Для остальных их уровень — космос! Если брать от природы — Махнев и Петрушенко. Не потому, что всех повалили. У Махнева — уникальная мышечная координация, способность к мобилизации. У Петрушенко — аналитическое мышление, физическая сила. Вадику, может, атлетизма бог не дал, но там генетика — отец выступал на московской Олимпиаде, мать на чемпионате мира. Я бы хотел еще встретить такого как он.

— Скандалы с мельдонием, дисквалификацией. Все уже перемололи?

— Ох... Надо затронуть эту тему — и закрыть. Знаете, раньше я любую проверку на допинг с улыбкой встречал. Открывал двери — пожалуйста, заходите, берите пробы, вот паспорта. Для меня это никогда не было шоком. Появление проверяющих на сборе во Франции тоже принял абсолютно спокойно. Взяли у Олега Юрени, Марины Литвинчук и Артема Козыря. Через месяц берут пять. Здесь у Литвинчук мельдоний замаячил. Но через две-три недели уже пошли скандалы, Шарапова на слуху была — ВАДА издает решение по допустимой концентрации. И с Марины автоматически снимают претензии. Потом оба Богдановича всплывают. Та же история: проходит четыре-пять недель — все снимается. Но процесс затянулся — со стороны ВАДА вопросов нет, а вот французское НАДА процесс застопорило.

— Как вы все это воспринимали?

— Представитель ICF Эстанге начал лоббировать чьи-то интересы. Я его не знаю толком, он олимпийский чемпион по гребному слалому, член МОКа. А у европейцев же был страшный недобор олимпийских лицензий. У итальянцев — ноль, у немцев в каноэ — ноль... Я старался не обращать внимания. Продолжал работать, знал, что есть решение ВАДА, осталось НАДА французскому разобраться и поставить нас в известность. А оно молчит.

Приезжаем на этап Кубка мира. Вечером заходят в гости казахи. И с порога: Шантарович, ты зависаешь. Я: что вы, ребята, — у нас все в норме, даже пожурить не за что. А тут письмо из Международной федерации... За шесть недель до вылета в Рио. И понеслась. Закончилось дисквалификацией.

— Политика?

— Конечно. Только спортивная политика. Они же Петрушенко и Махнева смотрели по шесть раз за год. Гонялись за мной по сборам — Молдова, Хорватия, Чехия. Возьмут пробы, в отеле тихонько переночуют — и назавтра снова возвращаются. Не могут понять одного. Я сейчас все свои талмуды достану — это и есть мой мельдоний! Вот что стимулирует мою команду на работу!

Во Франции делали обыск — рылись в бумагах, все перевернули, каждый листочек перебрали... Так им хотелось найти хоть одну программу применения чего-то запрещенного.

Есть у меня табель — отмечаю посещение спортсменами тренировок. Система хитрая — что-то красным стержнем, что-то зеленым. Кто когда работал, кто опоздал. Забрали, сперли и его. Начали изучать, разбирать почерк, двух переводчиков позвали. Расшифровали, разобрались, вздохнули: и тут ничего...

Мне потом рассказали: сотрудники французского НАДА появлялись на базе еще за сутки до обыска. Работали с персоналом, горничными. Спрашивали, где что лежит, что у главного тренера, что у Галицкого? Это ж как нужно было нашим оппонентам дурануть юстицию, чтобы генеральный прокурор французского города Ажен дал санкцию на обыск!

А что они на суде говорили, вы не представляете. Ну, бред полный! 60-е годы, давно забыть это надо. Но, видимо, уровень медицинского представительства в международной федерации теперь такой.

У нас никаких обид нет к этой тренировочной базе, к обслуживающему персоналу. Как созванивались с директором, молодым парнем, так и сейчас общаемся. Всегда там работали с удовольствием. Но не знаю, поедем ли туда в будущем. Пока душа не лежит.

— Как вы это пережили?

— Дима Довгаленок инициировал написание петиции — семьдесят олимпийских чемпионов и призеров ее подписали. Просим рассмотреть, разобраться, приостановить решение до выяснения обстоятельств — и допустить команду до Рио. Отправили президенту МОКа Томасу Баху, каше манной, как я его называю. Никакой реакции. И все равно до последнего надеялись. Без толку. Когда стало ясно, что на Игры не едем, собрались командой, посмотрели друг другу в глаза: ну что, разъезжаемся...

— Выпили?

— Не знаю, ребята, может, собирались своим кругом. Я много выпивал. Неделю, может, две.

— Неужели запой?

— Ну, что вы, нет... Но каждый день. Тяжело было. И не пьянел при этом. Видимо, генетически так устроен: у меня алкоголь быстро утилизируется, никакого запаха нет. В литрах в сутки выходило.

— Богданович-старший после этого закончил карьеру.

— Саша и так собирался, по возрасту. Сейчас депутат. Мир исколесил, в каких только передрягах не был. Нас просто так не разведешь в жизни, как сделала ICF.

— Сами в парламент не хотите?

— Это не мое. У меня и так времени не хватает. Столько вопросов! Научное обеспечение — в стадии формирования. Две лаборатории только работают на достаточном уровне — профессора Нарскина в Гомеле и в Полесском университете. Селекция не на высоте. Сейчас организационный акцент сместили с директората национальных команд на центры олимпийской подготовки. Организация питания, фармакологии, восстановления — основа основ. Разобраться, кто управляет этими процессами, я, допустим, не могу. Республиканский научно-практический центр спорта, спортивные федерации, РЦОПы? Очень серьезный вопрос — на него будем натыкаться не раз. Пока единой стратегии нет.

— Вот и пересядьте из байдарки в высокий кабинет — наведите порядок.

— Было бы мне 40-45 лет. А в 65 уже не хочу. Если у меня на пути вулкан — в жерло не полезу. Постараюсь обойти. Что-то кому-то навязывать... Вышел из этого возраста. Спросят: Шантарович, что нужно, чтобы родить олимпийского чемпиона, — посоветую. Багаж знаний есть. А больше... Проблем в нашем спорте полно.

— Например...

— Вот Мирный заканчивает. Улицу бы его именем назвать или остановку, как делают на Украине и в Польше. Или Петрушенко возьмем. Зачем ему сегодня с палкой выходить на пост ГАИ? Он же там числится! Майор. У человека четыре олимпийские медали. Давайте отпустим его на пенсию — какая проблема? Сейчас закончит карьеру, что ему делать? Зачем эти спортроты, которых почти нигде в мире уже не осталось? Или эта выслуга, которой Рома все равно не достигнет. Надо решить социальные вопросы для больших спортсменов. Олимпийские чемпионы или призеры — они что, пенсии от государства не заслуживают?

В Польше, России, Украине, Сербии чемпионы и призеры Игр, покинув спорт, получают от 500 долларов. В любой стране таких людей немного, нагрузка на бюджет невелика. А мы в нашей экономике разве не можем что-то такое придумать? Те же 500 долларов для людей, которые выигрывали олимпийские медали, которые их готовили. Тогда и очередь из желающих во многие виды спорта появится, и мотивация вырастет.

Еще. Фото олимпийских чемпионов, считаю, должны быть на обложках школьных дневников. Их должны чаще видеть будущие чемпионы с самого юного возраста. У детей должны быть кумиры. С участием наших олимпийских звезд должна быть сформирована программа развития здорового образа жизни.

— В Мозыре вас узнают на улицах?

— Бывает. Особенно в магазинах, в общественном транспорте. Вот, говорят, гений, слышали про тебя. Спрашивают: зачем едешь во Францию? Дома тебе плохо? Гоняй на Припяти! Разные люди, в основном прослойка среднего и более зрелого возраста. Но и студенты узнают. По поводу Припяти объясняю: у нас летний вид спорта, зима в Беларуси длинная... Я очень спокойный человек, в жизни никого не оскорбил. Не навязываю своего мнения и не очень люблю внимания к себе.

— Подтвердите ощущение: большинство ваших воспитанников из простых семей.

— Верно, из простых. Воспитаны хорошо. Иначе в коллективе надолго не задержатся. Правила поведения простые: выполняй задания, не опаздывай, культура общения — здравствуйте, до свидания.

— Режимщики?

— Расслабиться разрешаю в отпуске. Но! Приучаю быстро вставать из-за стола. Как теряются великие спортсмены? Приезды, разъезды, выиграл Игры, “мир”, “Европу” — и начинается, друг-брат-кум-сват и поехали… Это убивает многих. Неправда, что мастерство не пропьешь. Все пропивается в этой жизни. Не встал из-за стола, походил осень крестным папой, попил-погулял... Все сказывается. Но фамилий называть не буду.

— Сколько примерно медалей потеряла Беларусь из-за дисквалификации ваших гребцов?

— Хороший вопрос. В Рио у меня была бы самая “зрячая” Олимпиада.

— Что такое “зрячая” Олимпиада?

— Это когда ты видишь и знаешь, что будет завтра. “Зрячим” у меня был Пекин в 2008-м. Расскажу. Перед соревнованиями Григоров вызывает в штаб. Говорит: так, завтра у нас гребцы. Шантарович, что будешь завоевывать? Говорю: ну-у-у-у-у... Написал все на листочке, перевернул и придвинул. Он приподнимает — глаза округлились. Ты вот это будешь выигрывать?! Если выполнишь — отдам тебе все машины, все отдам! Так воодушевился!

Наступает завтра. Выходят Богданы. Настраиваю: мужики, плывем, как на тренировке, и никто вас не остановит. И они выдают два отрезка по 500 — гладко, без западений. Первый прошли четвертыми, на втором как дали — все отстали. Немцы дернулись чего-то, но сдались сразу. Через 15 минут вывожу четверку во главе с Петрушенко. Литвинчук был дите горькое, 19 лет. Рома его настроил. И они вчетвером, еще Махнев и Абалмасов, как пошли! Коля Банько выдохнул: их никто не догонит. Две золотые медали! Иду спокойно, Григоров навстречу: “Е... твою мать! Какой ты гений, ты все просчитал, выиграл!” Снимает пиджак, швыряет...

— На том листочке вы так и писали — два золота?

— Писал цифры — 1-2. То есть первое или второе место. Все-таки это спорт — всегда нужно оставлять какой-то процент на непредвиденные обстоятельства.

— Григоров обещание выполнил?

— Да, квартиры ребятам дали, зарплаты. Чемпионам — трехкомнатные, серебряным призерам — “двушки”, бронзовым — однокомнатные. И все медалисты расселились по одному стояку.

— В Лондоне в 2012-м тоже было “зряче”?

— Рассчитывали на золото Богдановичей и Юрени. Братья стали вторыми, а Олег перегорел. Денис Гаража до медали чуть не дотянул, сейчас уже закончил карьеру.

— Про Рио вы бы что на листочке писали?

— В каноэ-спринте Козырь — первый-второй. Богдановичи — первые-вторые. Байдарку-двойку пошли бы Медведев с Юреней или Петрушенко с Белько — первые-третьи. Девчонки в четверке — первые-вторые. И Маринка Литвинчук — первая-третья. Мужская четверка на закуску с немцами пободалась бы. Вот и считайте: каноэ — две, байдарка — две, девочки — две.

— Сами в лодку садитесь иногда?

— Могу. И сам гребу, и жена помогает. Одно удовольствие. Могу долго ехать. Не торопясь. Сто метров лупану, не больше — чтобы локти не сломать. Сам гребцом не стал, конкуренция в СССР была очень серьезная. А в Беларуси тогда централизованной подготовки не велось. Но желание кататься осталось.

— Хобби у вас есть?

— Ну, попариться могу. В выходные не хочу, чтобы по работе тревожили. Но все равно похожу-похожу, и что-то напишу по методике. Пишу, колдую... В отпуск сейчас никуда не поехали, хотя иногда путешествуем. Марина любит тепло. А я в Мозыре с горки спустился — там вино хорошее наливают. Шутка.

— Друзей у вас полно?

— Друг один — Виталий Скриганов, директор СДЮШОР в Мозыре. Понимаем друг друга великолепно. А так общаюсь со многими — доктора, профессора, сантехники.

— Вы родом из Тихиничей. Кто там остался?

— Много родных в тех местах. В Рогачеве — сестра, по профессии биохимик, брат, он токарь, и отец. Еще одна сестра в России, она медик.

— Отцу много лет?

— В мае будет 95. Говорю ему: надо дожить до ста. Обещает. У него в Рогачеве свой дом, баня, огород. Живет как помещик. Ходит с палочкой. Ежедневно в семь вечера ему звоню. Или он набирает, если я не успел, ругается. Спрашивает: где был, что выиграл? Говорю, Франция, Канада — не реагирует. А если Германия, сразу в ответ слышу: “Ты им там п…ы дал?!” Такое отношение с войны осталось.

— Вы рассказывали, что отец партизанил.

— В 17 лет он пошел учиться в лесотехнический техникум. Это в Бобруйске — от Тихиничей напрямую километров 18. Пешком ходили, по болотам. На вступительных первую диктовку написал — 50 ошибок. Ему говорят: 50 — это хорошо, Владимир Митрофанович. Вторую — до десяти ошибок. Зачислили. Война началась буквально накануне выпуска. Их собрали, дали бумажки, что они закончили техникум. Дипломы изготовить не успели, немцы уже заходили в Бобруйск, бомбили.

Он был самым младшим из четверых братьев. Миша и Вася ушли на фронт. Старший, Аркадий, был связан с партизанами. Отцу сказали: надо внедряться к нем- цам. Он устроился на спиртзавод, воровал спирт для партизан. А когда стало опасно и могли схватить, сам ушел в лес. Шел сорок второй, зима. Потом освобождал Минск. Когда узнали, что есть образование, отправили в Могилев заместителем директора колонии беспризорных. Затем был директором мебельной фабрики в Рогачеве. Сложное время. Много сирот, они становились хулиганами, голодали, воровали по рынкам. Их собирали, воспитывали, трудоустраивали на фабрике, учили табуретки делать, парты.

— Ранения у отца были?

— Были. Но, знаете, про войну он рассказывает в основном веселые истории. Любит вспоминать, например, как две бочки спирта спер. В мороз напоили немцев, ключи вытащили, подогнали подводу к цеху готовой продукции, выкатили две бочки по 200 литров. В лес заехали — партизаны на лошадях перехватили. Но он успел и себе две канистры отлить. За печку поставил.

— Жизненный поступок.

— Партизаны ночью приходят: Володя, доставай. Потом, когда облавы пошли, ушел к партизанам. Ходили на “железку”, взрывали пути. А вот бабушку водили на расстрел. Кто-то узнал, что вся семья в партизанах, заложил мину возле нашего дома. Немцы подорвались, и нашу бабушку Соню забрали в Рогачев, в комендатуру. Говори, баба, где твои дети?! Но, в конце концов, отпустили. Она тоже девяносто с лишним лет прожила. Мы с Мариной ее хоронили в Тихиничах. И дед Митрофан там лежит. Памятники хорошие поставлены всем. Бываю раз в год.

— А мать?

— Мама ушла в 85-м. 62 года, рак желудка.

— В 90-х за футбольный МПКЦ болели?

— Это меня увлекало, ходил на футбол. Тогда финансы очень серьезные были. Сказать, что команда города, — так нет, профессионалы со всей страны, да и русаки подыгрывали, легионеры, парень из “Спартака”. Играли очень интересно, шикарно. Замулко, мэр, этому способствовал. Чемпионство, стадион, школа послужили развитию. И сейчас есть командочка, но деньги уже не те. Не знаю, почему нет игры. Впечатление такое, что футболисты не могут выдержать легкоатлетические тренировки. В моем понимании футбол сегодня — это бег. Ведение мяча, техническое исполнение, координация — да, важно. Но два раза по 45 минут — это лактатный режим, закисление, восстановление. И если нет аэробной выносливости, рассчитывать не на что.

— Вы говорили, что могли бы стать классным футбольным тренером.

— Попробовал бы. Нужно увязываться с координацией. И в то же время чувство мяча уживается с силой. Необходим строгий баланс компонентов. Допустим, мне не импонирует выезд на десятидневный сбор. Что ты решишь за десять дней?

Когда МПКЦ тренировал Юревич, не раз общались с ним в лаборатории Нарскиных. Он зациклен на своем видении, а я сторонник многогранности. Не надо замыкаться только на генетике или функциональной подготовке, нужен комплексный подход. И еще — коллектив единомышленников.

Смотрите, как у нас. Есть врач Елена Каллаур, биохимик Леонид Шкуматов, психолог Юлия Кугаева — профессионалы! С нами активно сотрудничают морфолог РНПЦС Майя Борщ, ученые Полесского университета Николай Кручинский, Владимир Давыдов, Виталий Маринич, Светлана Власова и Александр Журавский. Представители БНТУ — Валерий Васюк, Игорь Михута из Бреста, Владимир Клинов из Мозыря, Дмитрий Саливончик из Гомеля. Всегда рядом профессионалы из РНПЦС — директор Геннадий Загородный, начальник аналитического отдела Анатолий Бадуев. Bсе — единомышленники!

— Во многих видах спорта у нас натурализуют иностранцев. Вы многие годы обходитесь без этого. Принципиально?

— Это вопрос сложный и в то же время простой. Раньше, допустим, какая у нас была спортивная гимнастика?! Советская школа — выросли спортсмены мирового класса Щербо, Иванков. Потом лидеры ушли, тренеры той школы разъехались. И что? Так же и в других видах. Условно можно разделить на два этапа — что создано в СССР и что создали сами. В 90-х Беларусь стала независимой, но какое-то время побеждали еще воспитанники союзной системы. Сейчас старые традиции растеряны, а новые не созданы. Нет преемственности.

Другой пример. В лыжной акробатике сегодня есть смена Николаю Козеко? Если Дащинский, Гришин и другие подхватят его методику — можно ждать своих звезд. У них теперь прекрасный зимний дворец. Если нет — ну что ж, необходим завоз легионеров. Популяризация ведь важна. На того же Кушнира люди придут посмотреть. Другой вопрос, сколько это стоит.

— Спросим конкретнее: если завтра вам предложат натурализовать талант из России — возьмете?

— Тот, кто едет, должен знать, куда и зачем. Второе: подойдет ли ему наша методика? Если он хочет стать знаменитым — задумаемся. Если во главе угла только финансовая сторона, даже не стану разговаривать. А вообще нам легионеры не нужны. Со своими бы разобраться.

— Вас часто приглашали на работу за границу?

— Я хочу работать и получать удовольствие. Дома мне это удается. Где-то, конечно, можно зарабатывать больше. Но диапазон действий там будет ограничен — не дадут импровизировать. А это не по мне. И еще. Предположим, соглашусь и отправлюсь в другую страну. Если увижу, что там не из кого сделать олимпийского чемпиона или хотя бы чемпиона мира, не возьмусь ни за какие деньги. Не в деньгах же дело.

Кстати, самые высокие зарплаты уже не в Европе — это Китай, Южная Корея, Япония. От десяти тысяч евро в месяц. Да, мог бы уехать. Уезжают мои друзья из других стран. Но я здесь хочу. Мне хватает на жизнь.

— Ваши спортсмены к смене гражданства как относятся?

— Если хочешь денег, не проблема: собирай чемодан и поезжай туда, где ждут. А играть в легкий шантаж, торговаться — я этого не приемлю. Кое-кто из гребцов пытался — их начали дергать из-за границы. Говорю, ребята, никто никого не держит, контрактов у вас нет. Если сможешь там конкурировать, если подойдет методика того тренера — давай. Может, чему-то новому научитесь. Но пока никто не уехал.

— Лодки в вашем виде дорогие?

— Одиночка до трех тысяч евро, четверка — двенадцать. Обновляем по мере необходимости. Бережем. Лодка, которая победила в 2008-м, используется до сих пор, но для тренировок. У экипажа должно быть две лодки — тренировочная и гоночная. Надо их полировать, хранить и перевозить в чехлах, чтобы ни одной царапинки. Это микроны, но важные. Мы аккуратные ребята. Всегда предупреждаю: лодка дорого стоит и передается по “наследству” — в областные центры олимпийской подготовки.

— Чего вам сегодня не хватает в жизни?

— Всего хватает. Я не категоричный, особых условий не прошу. Есть где поспать, есть лодки, есть центр подготовки в Заславле, есть региональные базы в Бресте, Мозыре, Гомеле. Работаем.

— Что в планах?

— С этим допинговым скандалом мы разобрались. Если подставы не будет, начну осторожно поглядывать в сторону Токио-2020. Посмотрю раскладку в мире — кто ушел, кто остался. Проанализирую недавние изменения: сейчас в олимпийскую программу ввели две гонки на женском каноэ вместо двух мужских дистанций. Я, кстати, предполагаю, что женская гребля будет прогрессировать, особенно в южных странах. И в целом скорости будут расти, станут космические.

Есть чем заниматься. Вскоре настроены снова селекцию провести. У 80 новичков уже взяли ДНК. В апреле — этап Кубка Беларуси. Там детально просмотрим весь резерв как с технической стороны, так и с функциональной. Молодежь подрастает. Надя Макарченко признана самой перспективной молодой спортсменкой мира в возрасте до 18 лет. В конце февраля в Португалии ей будет вручена премия “World Paddle Аwards” (WPA). Я был против ее поездки на церемонию чествования, но дал добро.

— Летом вам исполнится 65. Как собираетесь праздновать?

— В работе. Как раз будет чемпионат Европы в Болгарии. Со спортсменами у нас не принято праздновать. Но для тренеров поляну накрою. По сто граммов точно сделаем. И буду смотреть, чтобы все вовремя встали из-за стола.

— В профессии вы добились всего — олимпийские медали, звездные воспитанники. Сейчас даже международную федерацию поставили на место. Где находите мотивацию?

— Я устаю иногда. Но очень быстро отхожу и восстанавливаюсь. Вот вроде все плохо-плохо-плохо... А появляется просветик — преображаюсь, силы прибывают. Вот честно: если бы в Лозанне нас не оправдали, не знаю, как бы начинал новый цикл. Но выиграли, все отболело, есть просвет — вперед!

Помню, как приехал в Мозырь вскоре после распада СССР. Все развалено, базы нет, денег нет, люди в бизнес ушли... Иду и думаю, е-мое, что делать, куда податься?.. Зарплата в стране — 17 долларов. Встречаю покойного мэра города Замулко. Загорелый, веселый, бороду отрастил, только что с юга приехал. Говорит мне: Шантарович, ты чего такой грустный? Пошлялся по миру? Заходи, поговорим. Пришел, жалуюсь: все плохо, не знаю, как быть... Он: не обращай внимания, всем не поможешь, не накормишь, джинсы не купишь. Что тебе нужно? Инвентарь? Пиши — сколько, когда и чего. И все. Я поднял голову. И так всегда: чуть просвет — оживаю. Так что буду молотить и дальше, до следующей остановки. Жизнь не останавливается. Много всего интересного впереди.

Сергей Кайко, Борис Тасман

Прессбол