Сегодня исполнятся 75 лет трехкратному олимпийскому чемпиону, непобедимому гребцу Вячеславу Иванову.

– Слава – уникальный человек, гений! – рассказывает мастер спорта по гребле, почетный президент Федерации спортивных журналистов Игорь Масленников. – Он пришел в греблю из бокса и через два года уже начал побеждать. Первую Олимпиаду-1956 в Мельбурне он выиграл уже в 18 лет, с тех пор равных ему не было. Например, игры в Риме в шестидесятом году Иванов выиграл с гигантским отрывом. К сожалению, сейчас Слава чувствует себя не очень хорошо, здоровье уже не вернешь. Страшно другое – страна забыла о своем герое, которого и сейчас нужно ставить в пример всем молодым спортсменам.

Корреспондент «Советского спорта» Дмитрий Егоров дозвонился до самого Вячеслава Николаевича и узнал о его самочувствии.

– Перенес три операции, ношу кардиостимулятор, – грустно говорит Иванов. – Но ничего, готовлюсь к дальней поездке. Вскоре лечу в США – меня пригласили читать студентам Гарварда лекцию о гребле. В России же я сам предлагал свои услуги федерации.

Но на родине, похоже, это никому не нужно.

Советский спорт

ИВАНОВ Вячеслав Николаевич. СССР, гребля академическая.

Выдающийся советский спортсмен, трёхкратный Олимпийский чемпион в академической гребле (лодка-одиночка), чемпион мира (1962), четырёхкратный чемпион Европы (1956, 1959, 1961, 1964), многократный чемпион СССР, Заслуженный мастер спорта СССР (1956).

Один из лучших гребцов-одиночников за всю историю академической гребли первым из отечественных спортсменов добился побед на трех Олимпиадах подряд. На Олимпийских играх 1956 года в Мельбурне 18-летний Вячеслав Иванов стал автором одной из самых громких сенсаций турнира, обойдя на финише очень сильного австралийского гребца Стюарта Маккензи. Отставая по ходу гонки, как говорят гребцы, "трамвайную остановку", Вячеслав за 500 метров до финиша перешел на ураганный темп и вырвал победу. Из лодки Иванова буквально вытащили в бессознательном состоянии. На Олимпиаде 1960 Макензи жаждал реванша, приехал в Рим за месяц, но после пробных гонок с Ивановым собрал вещи и уехал домой – австралиец понял, что победить нашего гребца он не в силах. Олимпийский финал в Риме Иванов выиграл, можно сказать, в прогулочном темпе. При этом занявший второе место спортсмен из ГДР Иоахим Хилл  проиграл Иванову почти три корпуса лодки. Оба гребца вновь состязались спустя 4 года на олимпийском канале в Токио, и там Иванов победил, предприняв на финише неимоверный рывок. И снова, как в Мельбурне, его вынесли из лодки без сознания. 

Вячеслав Иванов мог победить и на следующей Олимпиаде, но тренер второго нашего гребца гарантировал руководству, что его ученик выиграет "золото", да и Иванов, мол, уже не тот. Узнав, что Иванова нет в заявке советской команды, МОК принял беспрецедентное решение: допустить его вне конкурса. Такого не было никогда за всю историю Олимпийских игр! Но Иванова все же не пустили. Тот, кто поехал вместо него, не прошел даже в финал. Вячеслав Иванов после этого случая навсегда ушел из спорта.

Вячеслав Иванов родился 30 июля 1938 года в старом московском районе - Черкизове. Отец Николай Иванович Иванов работал начальником цеха на одном из крупных заводов. Когда началась война, предприятие эвакуировали в Барнаул. Туда же уехали и Ивановы.

Отец добился отправки на фронт. Через несколько месяцев пришло сообщение, что гвардии капитан Иванов под Ленинградом погиб смертью храбрых. Вся забота о семье легла на плечи мамы Варвары Митрофановны. Работала она ежедневно с утра до вечера - устроилась на две смены в пекарне.

В сорок пятом, едва Славе исполнилось семь лет, он пошел учиться в одну из московских школ. Мечтал об уроках физкультуры, но от них его сразу же освободили по решению школьного врача, признавшего у меня ревмокардит. И вот, когда все здоровые ребята отправлялись в зал и делали умеренную гимнастику, Слава отправлялся в Нескучный сад и часами, до «седьмого пота», играл в футбол, а зимой - в хоккей, бегал на лыжах.

Летом 1950 года мальчик познакомился с легкой атлетикой. Стал заниматься в секции «Крыльев Советов». Пока не увлекся …боксом. На его счету немало боев на соревнованиях «открытого ринга» в первенстве московского городского совета «Спартак», в чемпионате столицы.

И только летом тысяча девятьсот пятьдесят второго года его приятель Витька Дорофеев уговорил его пойти с ним в секцию гребли.

- Не пойду! - решительно отрезал Иванов. - Люблю бокс.

- Ну и люби. А у нас для души позанимаешься. Да заодно и руки разовьешь. Вон они у тебя какие слабые.

Этот довод убедил Славу. Так он стал заниматься на знаменитой «Стрелке» - центре академической гребли в Москве.

Тренировал его Игорь Янович Демьянов, тогда еще действующий, хороший гребец. В одно из июльских воскресений тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года Слава впервые выступил на турнире мальчиков, который, как и все соревнования того времени, проводился перед гранитными трибунами Центрального парка культуры и отдыха. В финальной гонке стартовало восемь одиночек, Иванов пришел четвертым.

«В начале тысяча девятьсот пятьдесят пятого года тяжело заболела мать, - вспоминает Иванов, - ее надолго положили в больницу, готовили к сложной операции. Томку, мою младшую сестричку, взяла к себе тетка, я остался в нашем доме на Большой Калужской с бабушкой. Пришлось оставить школу (я окончил уже восемь классов) и зарабатывать на жизнь. Знакомые устроили меня учеником токаря по металлу на машиностроительный завод имени 1 Мая. Так неожиданно и довольно прозаично кончилось мое детство.

Рабочий день на заводе начинался в семь, а для меня намного раньше. Я вставал ежедневно в пять тридцать, наскоро умывался и выходил из дому всегда в тренировочном костюме. Пять-десять минут разогревающей ходьбы, а потом по 1-му Донскому, мимо загадочных, хранящих многие тайны стен монастыря, через Сиротский переулок я выбегал на Шаболовку. Получалось что-то около пяти километров. Здесь втискивался в трамвай, доезжал до проходной, быстро менял тренировочный костюм на спецовку и становился к станку….

…Обедал я в перерыв, а после смены шел на тренировку. В связи с моим положением рабочего человека мне пришлось оставить «Стрелку» и перейти в другое спортивное общество - «Красное Знамя». Закрытый гребной бассейн его находился на стадионе, что на Плющихе, а вода - у Краснохолмского моста. Все было новым, кроме тренера. Игорь Янович работал здесь по совместительству, и это обстоятельство, бесспорно, оказалось радостным и благоприятным для меня».

30 июля 1955 года Иванов становиться чемпионом страны среди юношей. А в сентябре он завоевывает бронзовую медаль взрослого чемпионата! Весной следующего года молодого талантливого спортстмена включили в состав сборной СССР.

Сначала на I Спартакиаде народов СССР в 1956 году, в августовской схватке в Химках, Слава заставил сложить оружие чемпиона Хельсинки Юрия Тюкалова. Бывалый ленинградец с разочарованием обнаружил, что в скифе он уже не король. Тогда-то и родилась, сразу же после финиша скифов, новая двойка Тюкалов - Александр Беркутов.

Еще не остывшие после схватки с не знающим усталости Ивановым, они, полные дерзкой отваги, обошли чемпионов СССР Игоря Булдакова и Виктора Иванова, и тренерский «совет богов» единодушно доверил им честь выступить в Австралии. Булдаков же с Ивановым, в свою очередь, в прикидочных стартах отбросили назад чемпионов страны на двойке распашной без рулевого киевлян Емчука и Жилина. Киевляне, не мудрствуя лукаво, пересели в двойку распашную с рулевым. Вот в таком-то порядке эти экипажи и отправились в олимпийскую Австралию.

Но до признания Иванову, пусть и совершившему настоящий переворот в советской сборной, было далеко. В привилегированном кругу асов, выступавших на скифах, превыше всего ценили опыт, славу добытых в схватках побед и умение грести. Этими свойствами, по единодушному мнению специалистов, да и самих гребцов, безукоризненно владели американец Джон Келли-младший, возмужавший после неудачи в Хельсинки, поляк Теодор Коцерка и, конечно же, австралиец Стюарт Маккензи. Свои цели и планы они непременно связывали с успехом в олимпийском финале. Коцерка думал завершить двенадцатый год своей спортивной карьеры золотой медалью. Келли, отправляясь на пятый континент, великодушно обнадежил этой же медалью свою сестру, голливудскую кинозвезду, выходившую за принца Люксембургского замуж. Маккензи был предельно откровенен:

- Победа позволит осуществить мою мечту. Она даст мне необходимое количество денег, чтобы открыть гребной клуб, который, я уверен, позволит мне вести безбедную жизнь.

Стюарт Маккензи, горячий и самоуверенный, до того тщательно избегавший даже мимолетных встреч с Ивановым на тренировках, волей жребия оказался рядом с ним на старте четвертьфинала, вдруг ни с того ни с сего крикнул ему по-русски: «Будешь вторым!». Если до этого момента, склонный по доброте прощать людям обиды, Слава питал какие-то иллюзии, то теперь он поклялся себе - умру, но тебя, Стюарт, обойду! И они превратили гонку, которая и без этого давала им сто шансов из ста выйти в полуфинал, в яростное сражение, словно на финише победителя уже ждала золотая медаль.

Сам того не ведая, Маккензи разбудил дремавшие в Вячеславе еще не раскрытые и не познанные - просто не подворачивался случай - силы.

Пришло время финала. Еще не свыкшийся, несмотря на собственный успех в предварительных состязаниях, с титулами и заслугами соперников, Слава принес с собой на старт цветную открытку с видом на Женевское озеро, так поразившее его воображение, и наивно попросил оставить ему на память автографы.

- Салют, Славка! - сказал Теодор Коцерка и размашисто поставил подпись. Улыбаясь, молча вывел слова американец - «Джон Келли». Маккензи подчеркнуто внимательно разглядывал автографы, хмурился, но все-таки, почему-то рассмеявшись, расписался, и рядом со своим именем выдавил жирную римскую единицу. Слава вскинул на него удивленный взгляд, но Маккензи быстро отвел в сторону глаза. Иванова подмывало сказать ему пару слов, да передумал.

Повелительная команда «портэ!» точно катапультировала лодки. Иванов покинул старт четвертым, заранее рассудив, что двух тысяч метров, простершихся за его спиной, вполне достаточно, чтобы успеть нагрестись по самую «завязку». Не придерживал себя, но и не подгонял, оставляя самую малость сил про запас. Слава готов был голову дать на отсечение, что Маккензи темнит, накапливает силы для решающего рывка.

После полуторакилометровой отметки, когда, по всем его расчетам, он должен был увидеть рядом или, во всяком случае, неподалеку своих соперников, ничего подобного не случилось. Пришлось обернуться, чтобы убедиться: Коцерка и Вуд гребли неподалеку, зато Маккензи, этот двухметровый гигант, вымахал такое расстояние, что в первый момент у Вячеслава похолодело на сердце: не догнать...

Но тут он вспомнил черную вызывающую единицу, оставленную на сине-зеленой открытке с видом на Женевское озеро...

Когда все было кончено, он рассказал: «Пожалуй, второй раз в жизни мне такого не выдержать. Иду и слушаю, слушаю, как гребет Маккензи. А Келли и Коцерка уже остались позади. Слушаю - ничего радостного. Темп и у него сильный. Ну, думаю, еще немного протащусь и брошу - при таком положении дел мне его не достать. И вдруг - реже шлепки весел по воде у моего соперника. Не почудилось ли? Еще раз напряг слух. Нет, в самом деле - реже. Ага, думаю, устал Стюарт. И мысль эта мне самому недостающие силы вернула. Вот уже вижу кормовой срез Стюартовой лодки и бессильно повисшие руки. Вид изможденного противника всегда придает силы, а тогда - вдвойне. Я пошел вперед...»

Вскоре после возвращения из Мельбурна у Иванова наступил спад, но он был естественен после грандиозного успеха на Олимпийских играх. В нелепой ситуации он проиграл Маккензи Хеплейскую регату в Англии. Вячеслава как обухом оглушило: он растерялся, обнаружив, что многие, еще вчера воскуривавшие ему фимиам, сегодня говорили, точно радуясь, что они это предвидели раньше, и вот «кончился Иванов». После чемпионата Европы 1958 года, обернувшегося для Вячеслава бронзой, и зарубежные специалисты сошлись в мнении, высказанном известным английским спортивным обозревателем Джоном Моррисоном: «Иванов, стремительно поднявшийся в Мельбурне к вершине спортивной славы, теперь с такой же скоростью несется к своему закату». В двадцать лет нелегко смириться с тем, что с тобой разговаривают как с седым ветераном, которому пора сушить весла. Это или убивает, лишая надежд на будущее, или вызывает ожесточение, а оно, к сожалению, не всегда способствует возрождению. Сколько больших спортсменов сошло прежде времени именно по этим причинам.

Если кому и был обязан Вячеслав Иванов своим возвращением в спорт, так это известному в прошлом лыжнику-гонщику Аркадию Николаевичу Николаеву. Случайная встреча за городом стала поворотным пунктом в биографии Иванова. Николаев как раз окончил Институт физкультуры и пришел работать в ЦСКА. Новый тренер принес в жизнь юного чемпиона то, чего тому так недоставало: деловую уверенность в осуществимости любых планов и - самое дорогое - мысль, что его спортивная жизнь едва начинается.

В 1959 году на чемпионате Европы в Маконе Иванов провел просто феноменальную гонку: «Когда мы начали гонку, мои опасения насчет хитрости Маккензи еще более усилились. После старта он резко, легко и красиво пошел вперед - как в самые лучшие для него годы. Рядом с ним вплотную шел фон Ферзен. Половину дистанции они вели дуэль друг с другом - такую ожесточенную, словно смысл соревнований заключался в том, кому дольше удастся лидировать на дистанции. Я шел сзади, не отпуская своих соперников далеко и все время сохраняя предельную бдительность. «Хватит неудач, - говорил я самому себе, - хватит бронзы и утешений. Сегодня или никогда - вопрос стоит только так».

Еще задолго до старта я продумал тактику этой гонки и сейчас осуществлял ее идеально. Сразу после тысячеметровой отметки я начал спурт. Решительный спурт. В этом и заключалась основная идея моего плана: сразу «убить» соперников необычайным темпом. Темпом, к которому я был готов и которого они, вероятно, не ожидали. Маккензи боролся еще метров двести. Он предпринимал отчаянные попытки удержаться за мной вплотную, видимо считая, что взятую мною скорость я сам долго не выдержу. На этот раз хитрый Маккензи заблуждался. Он сам вскоре понял это и, потрясенный морально, опустошенный физически, практически прекратил борьбу. Во всяком случае, кроме меня, его обошли и фон Ферзен, и Коцерка.

Впервые после долгого перерыва, после горьких разочарований и тяжелых неудач я пересек линию финиша первым. Моему ликованию, кажется, не было предела: ведь это не только моя победа. Это победа Аркадия Николаевича, победа моих друзей.

Заезд уже закончился давно, а судейская коллегия все еще не объявляла результаты. Нетерпеливые французы начали вести себя, скажем мягко, весьма шумно. Тогда кто-то объявил по радио:

- Уважаемые дамы и господа! Результат победителя настолько фантастичен, что мы должны еще и еще раз проверить самих себя.

А на следующий день газета «Экип», которую знает, по-видимому, весь спортивный мир, поместила статью, в заголовке которой были только цифры: «6.58,8!».

«С таким феноменальным временем, - писал автор статьи, - вчера в Маконе олимпийский чемпион Вячеслав Иванов выиграл звание чемпиона Европы, которое он носил уже однажды три года назад. Его победа, в свете событий последних лет, сенсационна сама по себе. Но еще более сенсационно время прохождения дистанции, кстати, в очень трудных погодных условиях. Еще ни один одиночник в мире не сумел никогда пройти две тысячи метров резвее семи минут. Я не удивлюсь, если узнаю, что и через три года результат Иванова не будет превзойден».

Прошло тринадцать лет после моего победного старта в Маконе, а время это и сегодня остается абсолютным рекордом скорости для одиночников. И я не стесняюсь написать, что горжусь этим. Потому что минуты и секунды, показанные в Маконе, завоеваны истинно кровью и потом...»

Казалось, после такого грандиозного успеха место в олимпийской команде Иванову гарантировано. До Рима оставались месяцы, когда случайная травма спины едва не пустила насмарку все старания. Пришлось лечиться, а лечение, само собой понятно, мало способствовало тренировкам. «Совет богов» снова увидел провал, и тут еще в Ленинграде объявился молодой Олег Тюрин. И хотя было непонятно, почему нужно было заменять Иванова, но Вячеслава за три дня до вылета в Рим заставили стартовать вместе с Тюриным, правда, соблаговолив сократить дистанцию до тысячи метров. Тюрин безнадежно отстал.

Иванов приехал в Италию, на Олимпийские игры, преодолев все трудности. Его главный соперник - Маккензи объявился в Риме задолго до начала Олимпиады. И у Маккензи не нашлось в целом мире соперников, кроме загадочного русского. Знай Маккензи Вячеслава лучше, он пуще огня избегал бы с ним встреч.

Но тогда, на Альбано, вдыхая аромат цветущих роз, сдобренный свежей влажностью чистой озерной воды, они задиристо усмехнулись друг другу, и Маккензи предложил на чистом русском языке:

- Давай попробуем?

- Попробуем, - несколько обескураженный его русским, согласился Иванов.

Они сели в лодки, отгребли, присматриваясь друг к другу, выровнялись на воображаемом старте и по команде Стюарта «портэ!» включили скорость.

Мощные, протяжные гребки Маккензи, точный, лишенный каких-либо признаков нервозности ритм. Иванов невольно залюбовался соперником, но потом гонка втянула его в круг привычных, строго ограниченных мыслей, и он перестал следить за Стюартом, а греб и греб, отдаваясь неудержимому порыву вперед.

Когда же он поднял голову и на секунду огляделся, то, к разочарованию своему, не обнаружил Маккензи ни рядом, ни впереди.

Еще не бросив грести, он взглянул прямо перед собой и увидел лодку Маккензи почти под берегом далеко позади. Весла, брошенные в воду, плугом врезались в зеркальную гладь зеленоватой воды, сам же гребец обессиленно склонился вниз, почти лежа на бедрах.

На другой день они снова выровняли носы лодок на старте, и опять Маккензи остался позади. Он смотрел на секундомер, точно не веря своим ощущениям, и на лице его была написана грусть. Он помахал рукой Вячеславу и как-то нехотя и вяло сказал:

- Хорошо. Ты молодец, Слава. Большой молодец.

Чем ближе к состязаниям, тем настойчивее и настойчивее, словно наркоман, просил Стюарт «погоняться» и тем больший разрыв пролегал между лодками. Накануне предварительных стартов в «Паэзэ сера» на первой странице появился портрет Стюарта, а несколько строк под ним напоминали некролог: «Стюарт Маккензи отказывается от своей золотой мечты. Он покидает Вечный город - столицу XVII Олимпиады...» Вот так неожиданно и закончилась римская эпопея Иванова. Вячеслав после отъезда Маккензи, по существу, остался без соперников.

Вот отрывок из книги Иванова «Ветры олимпийских озер»: «Может быть, об этом в какой-то мере кощунственно писать, но финальная гонка сложилась для меня, как самая обычная тренировка. Даже тренировка со средней нагрузкой. Я ушел со старта, делая 28-30 гребков в минуту, мои соперники, среди которых главными считались А. Хилл и Т. Коцерка, взяли гораздо более напряженный темп - 34 - 36 гребков. После тысячи я чуть прибавил (до 30), а последние пятьсот метров резко увеличил работу (44 гребка в минуту!). Мои соперники ничего не смогли противопоставить этому рывку, и я без всякого напряжения заскользил к финишному створу. Время, показанное мною, было довольно высоким - 7.13, но окажись на дистанции Маккензи, я бы, ей-богу, улучшил свой результат, год назад показанный в Маконе».

Накануне следующей Олимпиады заказали в Англии лодку, специально для токийского старта, - все было сделано по меркам, снятым с Иванова с величайшей тщательностью. Он ждал лодку, как манну небесную, хотя нет-нет да выплывала из глубины мысль: а разумно ли это перед такими ответственными соревнованиями садиться в новую?

Но день проходил за днем, о лодке - ни слуху ни духу. Уже в Иокогаме, в порту, даже грузчики знали, что должна прибыть лодка для русского чемпиона, а она как сквозь землю провалилась. Вячеслав извелся, может, даже от этого и заболел - не прекращавшиеся головные боли лишили сна, и врачи бросились спасать его всеми имевшимися в их распоряжении средствами. Уже и руководство делегации забеспокоилось, а скиф существовал лишь в виде накладных да ордеров на получение.

Лодку привезли за восемь часов до старта. Темно-красная красавица - тонкая, изящная, нежная, она лежала на стапелях, полная собственного достоинства, и Слава терялся, не знал, с какой стороны к ней подступиться. Хорошо еще, тренер для пробы сам сел за весла. Иванов же, вскочив в седло мотоцикла, с секундомером в руке понесся по дорожке вдоль канала, не спуская глаз с незнакомки. Аркадий Николаевич сошел на бон, придержал лодку и сказал:

- Во лодка! Пойдешь на ней!

Иванов стартовал в первом заезде. Американец Дон Сперо, начитавшись прогнозов, поверил в свою звезду, смело ринулся в бой и... далеко позади оставил обладателя золотых медалей Мельбурна и Рима Вячеслава Иванова.

- Что это вы, Иванов, влачите такое жалкое существование? И грести-то бросили? - вызывающим тоном спросил после финиша знакомый журналист, писавший бойко, но любивший острые сенсационные материалы о «звездной болезни». Он считал себя превеликим знатоком спорта.

- Как умею, - огрызнулся Иванов.

Потом, уже возвратившись в Москву, Слава прочел его слова о себе: «Перед выходом на старт Иванов был слишком уверен в своих силах, рассчитывая на свой блестящий финиш, и явно недооценил соперников. Сразу же после старта американский спортсмен вырвался вперед, вслед за ним упорно шел немец. Иванов вроде бы и не торопился. А когда спохватился, было уже поздно: соперники ушли слишком далеко. И здесь Вячеслав допустил вторую ошибку. Деморализованный успехом соперников, он практически прекратил борьбу и помимо американского и немецкого спортсменов выпустил вперед швейцарца Г. Коттмана».

В действительности же дело было не так. Когда стартовый колокол возвестил начало борьбы, Иванов уже после сотни метров со всей неотвратимостью понял: хоть в лепешку расшибись, а не выиграть. Темно-красная красавица тупо упиралась носом в воду, нервно ерзала по дорожке, а весла то срезали тонкую строганину с отполированной глади искусственного озера Сагами, то зарывались так, что Слава едва вырывал их из глубины. Дон Сперо же уходил вперед с завидной легкостью, а ковыряние Иванова только придавало ему энергии.

Он натер себе кровавые волдыри на ладонях, пытаясь обуздать лодку. Было жгуче стыдно прекращать гонку посредине дистанции, без борьбы, но опыт, мудрый опыт многолетних тренировок и состязаний подсказывал: не удержался за гриву, за хвост не удержишься. Чем упрямее будешь выжимать из себя силу, тем меньше шансов сохранится на победу - не здесь, нет, не в предварительном заезде, - в финале Олимпийских игр. Тогда-то он и решил: все, погребу, лишь бы догрести, и баста. Что б там ни говорили!

Следующий заезд Иванов закончил с внушительным отрывом и вошел в финал. Дон Сперо, этот разбитной малый, ходил по олимпийской деревне гоголем; завидев Вячеслава, и вовсе надувался петухом. Слава в душе жалел парня: медведя не убил, а шкуру уже продал. Он знал: чем сильнее свыкается спортсмен с мыслью, что он без пяти минут чемпион, тем жестче, безысходнее наступает разочарование. Слабых оно ломает насмерть...

День финалов выдался ненастным. Настроение у американца Сперо ухудшилось, когда он вытащил по жребию третью воду, а Иванов - пятую. А что говорить о представителе ГДР Иохиме Хилле, которому выходить надо было на первую дорожку?

Гребцов вызвали на старт. Судья заученно стал опрашивать спортсменов о готовности, когда вдруг сообщили, что ввиду неблагоприятных погодных условий гонка откладывается на тридцать минут.

Время тянулось томительно долго. Мерзли, дубели мышцы. Четыре года шел Иванов к Токио, и две победы на предыдущих Олимпийских играх не только не уменьшили желания быть первым, но скорее наоборот - сделали его таким всеобъемлющим и острым, что даже мысль о поражении как электрическим током сотрясала тело. Сколько его списывали, а он рвался в спорт и добивался своего. Он всем своим нутром не любил спортсменов-однодневок, вдруг вспыхивающих ярким пламенем, в блеске которого бледнеют остальные, и так же неожиданно исчезающих. «Нет, - думал Вячеслав, - я за рекорды долголетия в спорте, за верное и долгое служение ему. Только оно, а не мимолетные вспышки, может увлечь нашу молодежь... Вот почему так яростно, сильно, горячо хочется мне победить в столице Страны восходящего солнца...» Минуло еще сорок минут.

Наконец стартовали. Ветер успел перемениться, и теперь в наилучшем положении очутился немец Хилл. Но его Иванов в расчет не принимал - на недавнем первенстве Европы Хилл даже в финал не пробился. Главное - не выпустить Дон Сперо. И потому - вперед, вперед, с первых же метров грести с полной отдачей. Американец тягуч и силен на подъеме.

Миф о силе Сперо и сыграл с Вячеславом страшную шутку. К поединку со Сперо готовился как к самому серьезному в своей жизни старту. Увидев далеко отставшего Сперо, Иванов непроизвольно расслабился. Скорее для очистки совести Вячеслав поднял голову и еще раз посмотрел перед собой - четыре лодки вспенивали воду позади, в безопасном отдалении. А где же пятая?

Иванов оглянулся через плечо - Хилл выиграл у него корпуса четыре. Иванов с трудом заставил мышцы работать чуть активнее, рассчитывая к полуторатысячеметровой отметке достать и обойти немца. Ведь он выдохнется к этому времени окончательно!

Когда перед глазами промелькнули цифры «1500», ему было достаточно молниеносного взгляда вперед, чтобы убедиться: Хилл и не думает уступать, больше того - разрыв увеличился.

Иванова потом ледяным прошибло. Он готов был убить себя: это ведь нужно так успокоиться, так обмануться в сопернике, ведь тысячу раз говорено и делом доказано - на Олимпийских играх нет слабых, и это не пустые слова!

Он кинулся вдогонку, и закипела под веслами вода, и взревело сердце, и руки впились в весла, и ноги с яростной силой выталкивали каретку. Сорок, сорок четыре гребка в минуту! Пот застилал глаза, да, впрочем, смотреть было некуда и не на кого: тот, кого он хотел перегнать, был впереди. Налилась, распухла голова. Туман наполз на глаза - черный, прорезаемый вспышками молний туман. Нет мыслей. Нет ощущений, кроме тяжести, вдавливающей в каретку. Словно проваливаешься в омут, глубже, глубже, и звенит громовым колоколом бездна. И вдруг звон прекратился.

Лодка скользила по инерции. Он едва собрался, чтобы повернуть голову, и увидел пустынную гладь впереди, и финиш в пятидесяти метрах, и судейский ослепительно красный катер, как костер на воде. Хилл застыл в своей лодке позади и обреченно глядел на него.

Спортивный путь Иванова завершился в Мехико. Это была четвертая олимпийская столица, в которую он приехал в составе сборной команды своей страны, и первая, где Вячеслав не вышел на старт. Вместо него выступал Виктор Мельников, с которым в течение всего 1968 года они вели единоборство с переменным успехом. Сейчас трудно говорить о том, как бы выступил Иванов. Но Мельников даже не попал в финал.

Служа в Военно-Морском Флоте, Иванов окончил экстерном офицерское училище и получил звание капитан-лейтенанта. Но со спортом, с греблей и не думал расставаться. Уже во время службы в армии он окончил Волгоградский институт физкультуры и, перестав быть гонщиком, посвятил себя тренерскому делу.

Лучшие спортсмены