Вход на сайт

To prevent automated spam submissions leave this field empty.

Вы здесь

Главная

Золотая гвардия. Игорь Майстренко: свои таблетки я спускал в унитаз

ImageЗа свою карьеру в академической гребле Игорь МАЙСТРЕНКО заработал немало титулов и званий: бронзовый призер Олимпиады-80, чемпион мира, победитель альтернативной Олимпиаде-84 “Дружба”, неоднократный чемпион Советского Союза и призер чемпионатов мира.

Он даже сам точно не знает, сколько у него медалей. Но в отличие от многих своих коллег до сих пор не оформил парадный уголок в квартире, где бы можно было взглянуть на добытые награды и кубки разом.

Самодостаточность в нем, наверное, еще со спортивных времен, когда Игорь был капитаном сборной Союза. И отвечал не только за себя, но и за тех парней, с которыми вместе греб за родину. Деревянными веслами и в старой немецкой лодке, больше годившейся для обучения детей, чем для участия в финале чемпионата мира.

Может быть, в том числе и поэтому в послеспортивной жизни он тоже не потерялся. Чтобы это понять, достаточно лишь взглянуть на него — загорелого, улыбающегося и совсем не похожего на среднестатистического белорусского кандидата в пенсионеры.

— Трудно быть капитаном сборной СССР?

— Что поделать, если наших людей и тогда, и сейчас нужно контролировать. В сборной ведь как: после тренировки одному надо за угол сходить покурить, другому стакан водки опрокинуть. Одно и другое нездорово. С кем-то достаточно просто поговорить, кому-то лучше сразу зарядить по печени — чтобы быстрее дошло. Зато дисциплина была железная. До того доходило, что, приезжая на отдых на юг, ребята несмело интересовались в баре: “Может, по пиву?” — “Ну ладно, можно”. — “Ура! А по сигарете?” — “Хорошо, только три дня, а потом переходим на фрукты”. И все, этого было достаточно. Отдохнули с арбузами и персиками, поехали снова пахать на сборы.

— В спорт часто шли те, кто хотел пробиться в жизни. Как правило, ребята из небогатых семей.

— Значит, это и про меня история. С детства жил в бараке. Вода на улице, туалет там же. Когда родители от трамвайно-троллейбусного управления получили квартиру, я бегал по ней ошалевший от счастья: “Это что, наша комната? И кухня только наша? Ой, да здесь еще одна комната есть! И еще! А здесь что? Мама, это ванная — и что, она тоже только наша?!”

В семье нас было трое детей. Родители работали в ТТУ — мама в отделе кадров, папа в цеху. Зарабатывали немного, и поэтому я всегда носил вещи двоюродного брата. Как сейчас помню, в восьмом классе пошел на свидание, а у меня пиджачок и заплатки на локтях. Это сейчас модно, а тогда, скорее, наоборот. На штанах такие же заплатки — только между ног. Девушка внимательно окинула взглядом мой гардероб и сказала: “Тебе штаны нужны новые”. Так стыдно стало... Надо было что-то делать.

— И вы тут же записались в секцию гребли.

— Я легкой атлетикой занимался, а перед этим боксом. Но там, когда настучат, голова болит. Тяжело учиться. И родители сказали, что надо завязывать. Я и сам склонялся к этому мнению — хотя меня уже и на “кэмээса” выдвигали: дескать, из тебя хороший тяжеловес получится. Решение принял после турнира, в котором мне сломали нос, а товарищу половину лица превратили в сплошной синяк.

В греблю попал случайно. Шли с приятелем после кросса в районе Дворца водного спорта. Смотрю, ребята тренируются — Леня Фролов у них старший, лет десять назад в Америку уехал. Гребут в лодке в бассейне. Леня нас заметил и предложил: “Парни, а вы попробовать не хотите?” Почему нет? Сели, погребли. Видно, неплохо получилось, раз тренер сказал: “Смотрите, люди только в лодку сели, а уже лучше вас!” Мне, не скрою, этот пассаж понравился. А Фролов продолжает, мол, ты талант. Давай к нам на тренировки — у нас же солнце, воздух и вода. А погода и на самом деле стояла хорошая. Ну и пошел.

На второй год тренировок был уже кандидатом на участие в молодежном чемпионате мира. Способности и в самом деле были. Здоровье тоже. Ну и труд — я не привык сачковать. На третий сезон, в 1977-м, должен был ехать на чемпионат мира, но у меня, как водится, оказались неготовыми документы. Случайно. И совсем “случайно” с моим напарником поехал родственник одного чиновника из союзного Спорткомитета.

В 1979 году уже был во взрослой команде — самой молодой сборной СССР в истории. Даже 20 лет никому не было. Поехали на чемпионат мира в Югославию, на озеро Блед — красивейшее место со старинным замком. Стартанули “восьмеркой” так, что до сих пор вспоминаю тот заезд. Я загребной, но такое чувство, что за мной нет еще семерых. Идем в такой унисон, словно лодкой управляет один человек. А по правилам 250 метров — это зона, которую должны миновать все экипажи. В этом случае гонка продолжается. Если что-то случается, то всех возвращают обратно. Мы первыми проходим этот рубеж и удаляемся от всех просто сумасшедшим образом. Американцы ползут последними, и у них ломается уключина...

Все, снова старт. И тут у нас все ломается, каждый гребет кто куда. Бронзу берем только чудом — вместо того золота, которое обязано было быть нашим.

— Следует полагать, этот экипаж выступал потом и на Олимпиаде-80?

— Да, за исключением того парня, который вместо меня поехал на молодежный “мир”. Чудес не бывает, в спорте по блату побеждать нельзя. Тренер сказал так: “Знаешь, Виталик, нет такой профессии — хороший парень”. А он на самом деле хороший, компанейский, здоровая такая машина. Один только минус — не гребет.

Ну и еще два литовца добавились — Йонас Пинскус и Йонас Нармонтас.

ImageСборная команда СССР по академической гребле, бронзовые призеры Олимпиады 1980 года в Москве.
Стоят слева направо: Ионас Пинскус, Александр Манцевич, Игорь Майстренко, Андрей Лугин, Виктор Кокошин, Ионас Нормантас, старший тренер Леонид Каневский; сидят слева направо: тренер Владимир Моисейчик, Александр Ткаченко, рулевой - Григорий Дмитренко, Андрей Тищенко.

— Целый интернационал.

— В олимпийском составе, кроме них, было четыре киевлянина и двое минчан — я и Андрей Лугин. Команда хорошая, чего уж там. Помню, жара летом 1980-го стояла страшная. Я тренера убеждал, что на тренировку идти не надо, мы и так звеним, готовы были классно. Но школа-то советская, как без тренировок? “Давайте хоть кружочек пробежитесь вокруг канала”. Ну ладно, пошли.

А хохлы и литовцы, как всегда, выясняли отношения. Они вперед вырвались, два Йонаса — оба высокие и худые, и два киевлянина — пониже, но крепко сбитые, широченные в плечах. Слово за слово, вроде бежишь как пельмень — да этот пельмень сделает тебя вполноги! Забьемся? Давай! Я и глазом не успел моргнуть, как они рванули к эллингу, пена изо рта.

— Хорошо, что не подрались.

— Это и так все время было. Вот почему на Украине сейчас такие события? Они заводные, не терпят несправедливости. Белорусы — спокойные. Сказали: “Бегите спокойно” — они побежали. Сказали: “Идите” — они и пойдут. А литовцы тоже похожи на украинцев, если что, до двух не считают.

Короче, после этого кросса понял я, что наше золото в опасности. Спортивная форма — штука очень тонкая. А тем более сразу у восьми человек. Любое неосторожное действие, ненужная нагрузка — и все, сбой.

В общем, в финале мы шли шестыми. Гребу и думаю: “Какой позор, мы что, на домашней Олимпиаде, которую вдобавок еще и бойкотировали западники, займем шестое место?” Такая мысль, как потом выяснилось, у всех в головах сидела. Собрали мы последние силы и выгребли на третье место. Крайним, конечно, сделали меня, загребного и капитана. Мол, не учел и не проследил.

Зато на следующий год учел все. Взял ситуацию в свои руки, и на разминке мы бегали нога в ногу, след в след, все в одном темпе. Как паровоз. Чемпионат мира 1981 года выиграли с деревянными веслами. У всех уже были пластиковые. Немцы смеялись над нами: “Вы что, будете этими грести?” А мы только в 1982-м наконец получили пластиковые — экспериментальные. У Ружониса — еще одного литовца — отец был большой начальник и заказал нам их на военном авиационном заводе. Мы как только в руки взяли, поняли, почему все над нами потешались. Это ж небо и земля.

А сейчас весла такие выпускают, что диву дашься. Когда деревянное весло идет или старое пластиковое, то его надо поддерживать, ловить массу — короче, обращаться с ним нежно и трепетно. Современное само стоит в воде — ничего делать не надо, только греби.

После победного чемпионата мира-81 собрание. Вот типичный советский и белорусский уже менталитет. Дескать, немцы не те были, что в Москве, канадцы тоже слабые, короче, повезло. “А вот на следующий год надо собраться. И мы придумали очень шикарную идею: разбиваем “восьмерку” на “четверку” и две “двойки” и получаем сразу три золотые медали!”

Я руку поднимаю: “А давайте мы своей “восьмеркой” возьмем еще одно золото, а вы подготовите дополнительно “четверку” и “двойку”. — “Так, Майстренко, ты на следующий турнир во Францию не едешь!” — “Почему?” — “А вот посиди дома и подумай, почему”.

Вообще веселое время. Мы любили на базе в Кезеной-Аме тренироваться, это, на всякий случай, Чечено-Ингушетия. Местные ребята и пострелять могли на свадьбе, нормальная практика для чеченцев.

Одного нашего там чуть медведь не задрал. На базе держали этого зверя, видимо, как-то на свадьбах и торжествах использовали. Ну, мы пришли посмотреть. А тот сидит в углу клетки и не подает никаких признаков жизни. Ребятам интересно стало, захотели как-то его оживить, решили железякой по прутьям клетки провести, чтобы привлечь внимание. “Смотрите, говорю, вообще-то медведи очень резкие”. — “Да ну, он же мешок”. Уже собираемся уходить, один проводит так — дрынь-дрынь... Медведь подскочил с такой скоростью, что человек просто не сумел среагировать. Хорошо, что мы его оттолкнули, и лапа медведя только сорвала с него куртку. И еще плюс, что у нас костюмы тогда были дутые, довольно прочные и толстые. Парень наш стоит белый и вообще ни на что не реагирует. “Пошли!” — а он сдвинуться не может, оцепенел. Первый раз такое видел.

Второй раз сам в похожую ситуацию попал. Это сейчас прозрачные полы в зданиях появились, раньше не было, только за рубежом. Я как-то по бизнесу в Канаду полетел, компаньоны пригласили в ресторан. А они хитрые, черти, не первый раз уже такое делали. Пропустили меня вперед вроде как случайно, а на входе в ресторан окликнули — я оборачиваюсь и по инерции делаю два шага. Они улыбаются и молчат.

Ну ладно, думаю, странные люди. Поворачиваюсь и понимаю, что подо мной машины, которые ездят внизу по дорогам, со спичечный коробок и пешеходы, которых вообще распознать трудно. Через все проходил, но тут такой страх меня обуял... Хочу сделать шаг и не могу. А канадцы укатываются. Потому что реакция у всех одна.

В Кезеной-Аме мы нескольких человек потеряли. Один умер, вынесли зеленым, кожа да кости. Другой зрение потерял, третьего перекосило так, что до сих пор таким ходит.

— Это как?

— Да вот так, как Россия любит говорить, мол, мы ничего не кушаем и не жрем, все вранье и поклеп. Ничего не изменилось. Так называемые витамины давали всем. Только я свои сплавлял в туалет.

Система проста: за все отвечает доктор. Он приносит целую гору таблеток. Вот вам эссенциале, например. Но это не эссенциале, я его вкус прекрасно знаю, у меня печенка всегда трудная была. Заставляли под язык класть: “Покажи рот, точно проглотил или только притворяешься?” Хотя я все равно посылал всех.

Как-то наш гостренер улетел в Москву, а надо продукты закупать. Вызвался как капитан. Взяли два грузовика и покатили по аулам. Приехал, а мне там тухлое мясо предлагают — такое, каким нас любили на базе кормить. Не, говорю, спасибо. Отправился на рынок и купил все самое свежее и полезное. Неделю ребята радовались и пировали, а потом вернулся гостренер. И я не поехал на турнир в Голландию, потому что ему не хватило денег привезти домой лишний ящик икры.

— Такова спортивная жизнь. Неужели вы один выбрасывали таблетки?

— Были сподвижники — как правило, литовцы. Йонас Нармонтас, например. Он потом был начальником охраны объектов президента. Большая должность. Но затем Йонас ушел на пенсию. Говорит, она у меня 1500 евро, а начальником охраны зарабатываю 2000. Но в первом случае я ничего не делаю, а во втором занят с утра до ночи.

— Пинскус, насколько знаю, работает сейчас в Вильнюсе вице-мэром.

— Да, возглавляет партию, жена у него тоже мэр небольшого города.

— Какие-то у вас все карьеристы собрались.

— Так мы же все динамовцы. Меня после спорта знакомый комитетчик из Москвы приглашал совместным социальным проектом заниматься. Ты, мол, известный, будешь впереди бежать, а сзади мы — говорить, что делать надо. А я же пустой был и слабый, пакет не мог нести, рука разжималась. На последнем чемпионате мира уже ничего не хотел. Упирался как мог, но... Нас гнали, гнали и наконец загнали. Советский опять-таки принцип — лучше нагрузить побольше, а организм сам как-нибудь восстановится.

— Так, может, надо было глотать таблетки?

— Может, и надо было. Тогда был бы двукратным или трехкратным чемпионом мира. Но все равно считаю, что это неправильно. Лос-анджелесскую Олимпиаду, на которую в 1984 году не поехала уже сборная СССР, мы должны были выигрывать. Чемпионами в нашей “двойке” распашной с рулевым стали итальянцы, которые на следующем турнире сказали нам: “Ребята, мы забрали ваши олимпийские медали”.

Да, мы победили все лучшие команды мира на “Дружбе-84”, но что толку. Кругом твердили: да этот турнир мощнее Олимпиады! А знаете, что мне за них дали? Почетную грамоту Верховного Совета БССР. А литовцам — по квартире и по ордену. Ну и сейчас они еще и пенсию получают полторы тысячи евро.

Мы со Стасисом Нарушайтисом за год до этого выиграли все что только могли и в любой лодке. Мне главный тренер сборной Союза, смеясь, рассказывал, как к нему подошли немцы и спросили, где мы с Нарушайтисом пойдем, чтобы повести в этом классе молодых ребят. Там, мол, все равно шансов у их сборной не будет.

Стасик тоже чистый был, ничего плохого не кушал. Только домашнее вино иногда. Форма у нас была такая, что однажды мы четверку сборной СССР — чемпионов мира — обогнали на прикидке на 500 метрах. При том что наша двойка рульная — самый медленный класс. Ребята так огорчились, что тут же уехали со сбора домой.

А вот теперь момент, который говорит о важности выхода на пик формы. Приезжаем на чемпионат мира, полуфинал выигрываем с отрывом от второго места в 15 секунд. Для 2000 метров это просто космическое расстояние. Устанавливаем мировой рекорд по скорости, выходим из семи минут. Но я чувствую, мы как-то уж очень прем. И говорю тренеру про свои ощущения, мол, сейчас мы на пике, а вы с доктором решайте, как его удержать.

Буквально за день мы уходим вниз, гонку все-таки ведем, но буквально на финише немцы — р-раз! — и опережают нас. Только серебряные медали.

Видел я этих немцев, каждый по два с половиной метра ростом. И сто процентов на чем-то сидели. Фармакология, конечно, у них всегда была отлично развита. Еще со времен войны работа велась, как сделать человека выносливым и невосприимчивым к усталости и боли.

Они ж не только над нашими веслами смеялись, но и над лодками тоже. Чего, спрашиваем, скалитесь? “Да вы с ума сошли, приехали на чемпионат мира на нашей немецкой учебной лодке, на которой начинающие спортсмены учатся грести!” А мы переглядываемся: нормальная лодка, да, было повреждение, но мы его залатали своими руками, наждачкой, подкрасили, и почти не видно.

Соперники удивлялись: “Вам что, не могут нормальную лодку купить?” Да ладно, мы вас и на ней обыграем... Но, видите, в 1983-м не обыграли. А в олимпийском 1980-м, возвращаясь к нашему разговору о пике формы, мы полкоманды во время пробежки потеряли. В финале они уже были “мертвыми”, четверо тащили четверых. Потому только бронзовыми и стали — из-за собственной глупости, до сих пор тот эпизод разбираем. Когда встречаемся и удивляемся, какими же молодыми и “зелеными” мы тогда были.

Вообще, вопрос перетренированности всегда стоял довольно остро. Помню, как в Тракае соревновались с армейцами, решалось, кто поедет на Олимпиаду-80. Туда все генералы и адмиралы съехались, они в свою команду набрали ребят по два с половиной метра и с плечами, которые в лодку не влезали. Они так молотили, что лодка даже воды не касалась. А потом умирали — и мы, динамовцы, их обходили. Но на отбор армейские тренеры так здорово поднатаскали своих бойцов, что мы их только на секунду-две обошли.

Так меня в Москву брать не хотели. Потому что на видео, по мнению армейцев, я в состоянии грогги: “Тебя, Майстренко, на этом свете уже не было, и греб ты на морально-волевых, на автомате”. Но мы еще одну прикидку выиграли, и все вопросы снялись.

После “Дружбы”-84, правда, нам подарок сделали — отправили все сборные на корабле в круиз по Черному морю. Вот там был девиз: “С утра не выпил — день пропал”. Каждый нес по две сумки алкоголя. Мы за неделю уничтожили все запасы спиртного в баре. Капитан сказал, что он в шоке, и мир никогда не будет прежним, потому что он искренне считал, что советские спортсмены спиртного не употребляют.

Там спортсмены вообще рвали шаблоны. Олимпийский чемпион по плаванию Робертас Жулпа так танцевал брейк-данс, что профессиональные танцоры плакали. А по ночам закрывал кубрик на ключ, потому что иначе было нельзя. Девчонки в очереди стояли. Но вместе с тем он потрясающий человек, очень приятный.

— Вижу, везло вам на литовцев.

— Так я литовский потому и выучил. Надоело, что они надо мной издевались, скажут что-нибудь по-своему явно в мой адрес — и смотрят многозначительно, улыбаются. А я времени не терял. Что-то по телевизору услышу, что-то у знакомой девушки-литовки спрошу. В конце года они снова что-то начали про меня — я им как ответил, они рты раскрыли и сели. А добил их тем, что исполнил под гитару народную литовскую песню. Зауважали еще больше.

— Вы, кстати, могли попасть на Олимпиаду-88.

— Тогда в сборной решили, что отбираться в восьмерку будем по двойкам. Взял молодого белоруса к себе и...

— А где был ваш друг Нарушайтис?

— Ему к тому времени уже все надоело. Он же не Бьерндален, чтобы до 50 соревноваться. Взял на родине кусок земли в аренду и открыл там фазенду. Овощи, рыба, баня... Партия Пинскуса имеет в доме Стаса хорошее место для отдыха. Как фермеру Евросоюз платит ему ежемесячно пять тысяч евро, чтобы ничего не выращивал. Он на них живет и неплохо себя чувствует.

А что до меня с парнишкой этим, то мы выиграли прикидку и попали в восьмерку. Но без интриг нельзя же. “Не, твой друг не годится, а без пары тебе нельзя...” — “Так я загребным могу...” — “Не, на это место у нас уже есть человек из Питера”. Взяли потом еще одну “двойку”. Собрали состав — один в одного здоровенные ребята. Так вот они жрали все, что дают. “Игорь, ну ты же жрать не будешь?” — “Не-а”. — “Ну вот и все тогда...” Все решалось на этом уровне — глотаешь таблетки или нет.

— Но ведь в то время тоже был допинг-контроль.

— Какой контроль, о чем вы? На московской Олимпиаде, на “Дружбе” той же сколько раз прибегали с пробирками. На, мол, эту ставь, тут моча чистая. Говорю, что ничего не употребляю: “Да все равно, на всякий случай”.

— Владимир Парфенович тоже говорил, что не употреблял ничего запрещенного, хотя его неоднократно к этому принуждали.

— Сейчас, конечно, многие говорят, что ничего и никогда, но в этом случае, думаю, лукавства нет. Володя действительно уникальный атлет. Чтобы всем было понятно — это трактор. Может, по- этому он хоть и ярко выстрелил, но коротко — года на четыре.

Думаю, в современном спорте можно пожить и без стимуляторов. Правда, тогда надо отдавать этому делу сердце и голову. Как делал я? Тренировка закончилась — иду повисеть, спинку покачать, растянуться. А народ уже все — телевизор, бильярд. Или, зная, что впереди выходные, уже и винчик пьет. Прекрасно понимал, что для такого вида спорта, как гребля, я не такой здоровый, как другие. Если посмотреть старые фотографии, где нас награждают на чемпионатах мира, то стою на возвышении и все равно на полголовы ниже, чем остальные ребята из “восьмерки”.

— За счет характера, выходит, всего добивались.

— Характер — раз, работа — два. Умел терпеть, без этого в нашем виде спорта вообще никуда. Организм свой нужно слушать. Что надо кушать, а что не надо. Народ приходит пообедать, мне необходимо обязательно вмешаться: “Какие огурцы, какая сметана? Тебе гоняться через час!” — “А что тогда есть?” — “Кусок сала и черный хлеб”. Это же так просто — спортсмену нужны белок и энергия. Забросать свой желудок всякой ерундой и потом умирать на тренировке — кому это нужно?

— Вижу, вы и сейчас ведете здоровый образ жизни. Загар, по лицу вообще не заметно, что белорус.

— Это я из Австрии недавно приехал, катался на лыжах. Все отмечают, что хорошо выгляжу. Да потому что там у всех хорошее настроение — тебе тоже передается. Горы, солнце, снег — жить хочется.

В Америке побудешь месяц, видеть лучше начинаешь — на пять километров дальше. Экология другая. А у нас на Немиге больше 15 минут находиться нельзя, вам это любой врач скажет, загазованность выше всех допустимых пределов. Смотришь, люди в открытых ресторанах сидят, кушают и никуда не торопятся...

Может, еще и поэтому у нас мужчины живут до 60 лет? В 45 у них уже целый букет болезней. Там тянет, здесь колет, а о спине и коленях лучше вообще не говорить. Спрашиваешь, какой образ жизни человек ведет. “Ну ты же понимаешь, что все время в работе, не продохнуть, не разогнуться. Ну, разве что на выходных расслабиться — баня, водочка...” Потом думаешь: если человек так безостановочно пашет, все отдает работе, наверное, он очень много зарабатывает. Но нет — как все.

Затем вспоминаешь Америку. Я там одному пенсионеру, уже пожилому и состоятельному, привез кепку сборной СССР — осталась с советских времен. А он очень спорт любит, помнит все противостояния Запада и Востока и потому подарку необычайно обрадовался: “Игорь, это точно с Олимпиады-80? Не может быть! Распишись!” Сейчас, говорит, поедем в гольф-клуб, покажу друзьям, они мне завидовать будут!

Приехали, там кругом такие же, как он, видно, ровесники. И все — бодряком. Ходят по этому полю с клюшками весь день и неплохо себя чувствуют. Так ему 86 лет! Друзьям, думаю, что-то около того. Моему папе 85, долгожитель по нашим понятиям. Он с трудом ходит. Как у всех в Беларуси — сердечно-сосудистые проблемы и суставы. Экология... Поэтому я двумя руками за технический прогресс. Если по нашей стране будут ездить электромобили, а дымящие и чадящие предприятия закроются наконец или станут на порядок экологичнее, то, может, белорусы тоже в 85 лет будут играть в гольф.

— Следует полагать, своей жизнью после спорта вы довольны...

— Этот период, когда заканчиваешь тренироваться, у всех сложный. Но я не тот человек, который будет жаловаться на жизнь. Попробовал работать тренером и понял, что это никому не надо. Во всяком случае, моей стране тогда это не было нужно. Занялся администрированием в спорте — там тоже свои законы. Получаешь экипировку, а тебе уже говорят, кому и сколько ее надо раздать. Погодите, говорю, так ведь спортсменам не хватит. “А ничего, выкрутишься как-нибудь”. Нет, такая работа не по мне. В итоге понял, что лучше всего ни от кого не зависеть и заниматься собственным бизнесом.

— У наших бизнесменов всегда много интересных мыслей.

— Хорошо, что теперь не надо говорить про эмчеэсников, пожарных и всех остальных, которые ходили по кругу, и каждому нужно было что-то дать. На мой взгляд, очень хорошая работа, я бы тоже с удовольствием всех контролировал и рассказывал, как надо. Беда в том, что этих рассказчиков за наши деньги и так слишком много, работать некому.

Но есть и другая сторона медали. Следует отметить, что последние годы мы прожили очень жирно. Причем с видом людей, которым недокладывают мяса. Белорусская ментальность — это отдельная история. Потребности явно превосходят возможности.

Ко мне после армии приходили ребята наниматься. Условия? “Ну, сейчас “двушечку” хочу, потом “трешечку”... Это при том, что сколько-нибудь высокой квалификации у людей нет. Мне уже под 60, и я сам с удовольствием работал бы за “двушечку-трешечку” не напрягаясь. Но только кто ж ее даст, если будешь сидеть и в потолок смотреть?

Моя фирма занимается бытовым обслуживанием объектов, и я никак не могу найти туда главного инженера. Хотя условия хорошие.

— Сейчас, как мне кажется, с желающими работать проблем нет.

— Еще как есть. Люди хотят получать много денег и ни за что не отвечать. Даем объявление — приходит 200 резюме. 100 из них сразу в корзину, видно, что люди написали от балды. 50 анкет — со стажем работы в разных местах по месяцу-полтора. Тоже понятно, что “хорошие” специалисты.

Потом начинают приходить на собеседование. Спрашивают: “Какой бюджет?” — этим сразу до свидания. Проходили уже, бюджета нет, осваивать нечего. В итоге остается человек пять. Когда им рассказываешь, какие обязанности, начинают цокать языком. “Вот если бы денег платили в три раза больше, то я взял бы ответственность на себя”.

— Может, стоит попробовать на их условиях?

— Я тоже так раньше думал. Теперь нет. Не работают, даже если платишь в три раза больше. Единственное, у людей поднимается самооценка. Они становятся вальяжными, ходят неспешно. Правильно, перешли на другой уровень, состоятельные люди...

Мне кажется, это национальная проблема — завышенные требования к окружающей среде и нежелание пахать, как в той же Америке. Там люди не только умеют отдыхать, но и работать. И нам надо у них учиться, а не думать, что мы самые умные.

— Не удивлюсь, если узнаю, что до сих пор гоняетесь на ветеранских турнирах.

— Последний раз гонял пьяных россиян. Я к ним хорошо отношусь, там много друзей осталось еще со спортивных времен. Но есть у них, как, впрочем, и везде, такие персонажи, что позорят страну на раз.

Был хоккейный чемпионат мира. А я живу недалеко от “Минск- Арены”. Ночью под окна приезжает очередной джип с пацанами. Все как надо — российские флаги, трехэтажный мат, музыка, пиво рекой. А у меня маленький ребенок. Даже если бы его не было, все равно неприятно.

Выхожу во двор и говорю: “Если вы сейчас не заткнетесь и не нарежете отсюда по-быстрому, то к утру мы ваш джип на детали разберем. И поедете потом домой на поезде. 12 часов — люди спят. Даю пять минут и повторять не буду”.

— Реакция?

— Очень положительная. Музыку выключили, закрыли окна и уехали. Почему-то на бывшего советского человека лучше всего действуют не уговоры, а угроза применить силу.

А что касается гребли, то хотим восьмерку на ветеранский чемпионат Европы собрать. Людям интересно вспомнить былые времена. За месяца два до начала начнем тренировки на воде. Но опять же: если хотим выступить хорошо, то и тренироваться тоже надо будет не вполноги. Ну, я за этим прослежу...

Сергей Щурко

Прессбол

 

Поделись: